Популярные сообщения

суббота, 13 марта 2010 г.

Грядет переезд...


Очень скоро нам предстоит новый переезд. Снова в доме появились огромные бурые картонные коробки (которые я уже воспринимаю практически как неотъемлимые элементы интерьера, которые начинают удивительным образом гармонировать с огромным нормандским шкафом, вольтеровскими креслами и старинным испанким столом). Периодически вынимая из пустой коробки протестующую дочку, я привычным жестом забрасываю в нее книги, словари, краски, мольберты и еще много-много всякого необходимого каждому человеку скарба.

За семь лет совместной жизни мы переезжаем пятый раз. Про тонкости переезда, упаковки тарелок, бокалов, книг и постельного белья я могла бы написать целый трактат. Но все равно у меня получается не так здорово, как у моей мамы, которая в этот раз – исключительно из сострадания к ближнему - на переезд не была приглашена. Моя мама – величайший специалист по сбору вещей и здравой оптимизации кубометров. Она неистово протестует всякий раз, когда какое-нибудь добро (пусть даже с точки зрения нормального человека это никакое и не добро) пропадает даром, в том числе и несколько кубических миллиметров пространства. Поэтому моя мама незаменима в том случае, когда вам надо сложить что-нибудь очень большое во что-нибудь очень маленькое.

Никогда не забуду одну историю. Переезжали мы в Берлин. Днем должны были погрузить нашу трехкомнатную квартиру в грузовичок, и со всем этим скарбом поехать в ночь в Берлин. Иначе было никак нельзя, профессиональный долг звал и настойчиво поторапливал мужа как можно быстрее приняться за работу. Французские и белорусские родители должны были ехать за нами на автомобиле и зорко следить за тем, чтобы нехитрые пожитки относительных молодоженов не вывалились на автобан где-нибудь под Дюссельдорфом. А вообще им просто хотелось рвануть за нами в ночь и пережить такую неожиданную в их возрасте авантюру.

Да, так вот. На переезд мы пригласили несколько друзей Стефана, чтобы они помогли нам перетащить в грузовик мебель, коробки и прочие тяжелые вещи. Мама тихонько шуршала в квартире, упаковывая вещи и зорко следя за папой, время от времени пытаясь направить его неуемную энергию в нужное русло. Мужчины сновали туда-сюда и переносили готовые к загрузке вещи. Естественно, процесс занял гораздо больше времени, чем мы того ожидали. В десятом часу вечера выяснилось, что на все места не хватит. Причем всего ничего – огромный горный велосипед Стефана, моя многострадальная юкка в тридцатилитровом каменном баке и ведро со щетками, тряпками и чистящими средствами. А вещи в грузовике были до отказа утрамбованы, да так плотно, что казалось, что если железный каркас кузова вдруг развалится, то они так и останутся стоять плотно сбитым ровным параллелипипидом.

Услышав эту неприятную новость, мама в крайнем изумлении всплеснула руками, и, восликнув «Глупости!», поспешила на улицу, к грузовику.

Тут надо сразу оговориться, что на французском мама не говорит (впрочем, как и ни на одном другом иностранном языке).

Итак, она вышла на улицу, подошла к грузовику и долго изучала глухую стену картона, напольных ламп и сумок для гольфа. При этом на ее лице блуждала таинственная улыбка Джоконды. Друзья стояли возле спущенной платформы грузовика, лениво переговаривались, озабоченно курили и с тоской поглядывали на часы. Вдруг мама встряхнулась, нетерпеливо потерла руки и направилась прямиком к кучке наших импровизированных грузчиков. Уверенно проложив дорогу импозантной советской грудью, мама встала в центр группы и с укоризной произнесла на прекрасном русском:
- Молодые люди! Вы все совсем не так сделали!

К моему удивлению, наши французы, которые теоретически не поняли ни слова, робко понурились и принялись неловко растирать ногами окурки. Великодушно оценив их раскаяние, мама смягчилась и с сожалением продолжала:
- Придется вам сейчас все заново выгрузить.

Французские друзья опять все прекрасно поняли, облегченно вздохнули, неожиданно расправили плечи и дружным клином начали снова взбираться на платформу. Методично размуровывая стену наших пожитков, они то и дело доверчиво поглядывали на маму и, видя ее одобрительные улыбки, с новыми силами принимались за работу.

Мама размерянно шагала вдоль платформы, становилась на цыпочки и участливо заглядывала за натренированные французские плечи. Иногда в летних сумерках раздавался ее тонкий и чрезвычайно вежливый голосок:
- Ммм... Ла...Люсен! Нет... Лоран... Лоран!!! - О существовании носовых гласных во французском языке моя мама, размеется, даже не догадывалась. – Да нет же, не так диван ставьте! Я говорила слева, торцом его, прямо к стенке!
Ни секунды не соменеваясь, маленький Лоран с неизвестно откуда взявшейся прытью начинал энергично толкать огромный диван влево, и, придвинув его нужной стороной, вопросительно глядел на маму, явно ища одобрения.
- Отлично! - На этих словах польщенный Лоран зарделся от удовольствия и оглянулся в поисках свидетелй его триумфа. – А теперь вот пусть молодые люди ... ах, сожалею, забыла имена... пусть они поднимут эти два кресла и положат их на диван сиденьями вниз.

При этих словах Грег и Кристоф послушно поднимали кресла и аккуратно несли их в нужном направлениии. Словно загипнотизированные, они выполняли указание и оборачивались к этой маленькой круглой женщине, ожидая дальнейших распоряжений.
- Давайте, ребята, молодцы, осталось совсем чуть-чуть! – то и дело подбадривала мама, нетерпеливо подпрыгивая и радостно потирая руки.

В конечном итоге, через 40 минут после брутального вторжения моей мамы в процесс погрузки, куча вещей на тротуаре растаяла, и мы, не веря своим глазам от счастья, намертво закрыли двери кузова. Друзья – французы, словно очнувшись от странного сна, в котором принимали невольное участие, в немом изумлении переводили взгляд с мамы на пустой тротуар, а с тротуара на свои собственные руки.

- Я же говорила, что все вместится! – радостно сообщила мне мама и продолжала, тревожно понизив голос. - Пойду посмотрю, что там папа делает, а то что-то его давно не видно. Сеняяя!...

И мама скрылась в подъезде.

Занавес.

Всякий раз, когда наши друзья, учавствовавшие в этом общем гипнозе, не поддающемуся никаким законам лингвистики, звонят нам дабы справиться о нашем житие-бытие, первым делом они нежно задают мне один и тот же вопрос : «Как мама?».

Папа.

Предвкушать радость от участия в нашем очередном переезде мой папа начинает задолого до дня Х. Томясь в ожидании, он без устали строит планы и вносит чаще всего совершенно неожиданные и даже эпатажные предложения, связанные с технической стороной процесса. На все возвражения у него есть один железный (как ему кажется) контраргумент: «Я ИНЖЕНЕР!».

Как бы там ни было, во время переезда за папой надо зорко следить. Как молодые родители с дрожью в коленках бегут разыскивать притихшего где-то ребенка, так и мы, отвлекшись на мгновение, в панике спохватываемся и бежим на поиски папы, раздираемые нехорошими предчувствиями.

Папа – человек, исполненный благих намерений, и к тому же очень скромный. Поэтому все свои гениальные идеи (или приятные сюрпризы, как он думает), он реализовывает тихо и без свидетелей. Обуреваемый жаждой действий, он тихонько прокрадывается в команту и, вдалеке от посторонних глаз, начинает яростно упаковывать все, что подворачивется под руку. Работать в ускоренном режиме его подстегивает картина, которую он себе рисует: вот мы случайно забегаем в комнату и застываем в немом восторге, увидев скромно потупившего глаза папу, сидящего на горе запечатанных картонов в пустой комнате. Он так старается, что даже самую незначительную фарфоровую безделушку он сначала обволакивает тремя слоями пластика с пузырьками, затем десятью глянцевыми старницами «Пари-Матч», а затем туго перевязывает раздувшуюся до гигантских размеров статуэтку бечевкой. Я не математик, но по моим корявым расчетам время разворачивания сей безделушки в десятки раз превосходит время ее заворачивания.

Мама укладывет все с чувством, с толкой и с расстановкой. Она точно или хотя бы приблизительно знает, что куда положила, поэтому может даже спустя недели показать, где лежит нужный вам объект. Но папа в своем неистовстве так усердствует, что когда его выводишь из транса простым вопросом «Папа, ты случайно не упаковал миску с едой Сезара?», он теряется и не может толком сказать, что он только что завернул.

Папа по гороскопу Лев. Давно уже убедилась, что этот лев действительно живет в его теле, царапет когтями изнутри, больно кусает, постоянно норовит вырваться наружу и заставляет бедного папу (которому на самом деле уже давно хочется покоя и безмятежной пенсии) искать славы и всемирного признания. Даже в дни переезда неугомонный царь зверей не дает папе работать спокойно и в погоне за славой науськивает его на всякие сомнительные подвиги. Так, в прошлый переезд из Берлина папа все-таки пробрался в нашу спальню и плотно прикрутил миниатюрные шуфлядки антикварных ночных столиков широкой клейкой лентой, предусмотрительно намотав ее в несколько слоев и прикрыв сие рукоделие пакетом из супермаркета. Затем он стремительно вылетел из спальни и, тревожно оглядываясь и краснея, передал два пластиковых пакета «Карштадт» с витыми ножками прямо в грубые руки грузчиков. Папа хотел сделать сюрприз.

О том, что сюрприз удался, я узнала несколько дней спустя, уже во Франции, когда из спальни донеслись яростные вопли мужа. Полосатые ночные столики с ободранным лаком так и остались стоять возле нашей кровати, с молчаливым укором напоминая нам по вечерам, что надо было бы присматривать за папой повнимательнее.

Мама, присутствовавшая при этом ошеломляющем эффете от папиного сюрприза, клятвенно пообещала нам никогда не рассказывать ему о происшествии. Мы не хотели обижать папу, так как мы его очень любим и твердо верим, что он всегда действует исключительно из самых лучших побуждений. Но мы с ним не живем. А мама его тоже очень любит, но она с ним живет. Поэтому мама, честно моргнув своими зелеными глазами, клятвенно пообещала забыть о полосатых ночных столиках, но прочно зафиксировала в памяти этот эпизод. Только недавно мы узнали, что оказывается, долгими минскими вечерами, в пылу безобидных бытовых ссор, мама применяла сии воспоминания в качестве тяжелой артиллерии. Тут в ход шли и упоминания о литых бронзовых ручках в берлинской съемной квартире, которые папа отвентил, тщательно завернул и отправил во Францию, хотя они принадлежали хозяину квартиры, и об отодранной гипсовой розетке на потолке, которую папа отправил следом за бронзовыми ручками (все это немцы нам вычли из суммы гарантийного взноса за квартиру), и обглоданные ночные столики, и сломанные испанские стулья. После таких сокрушительных аргументов бедный папа покупает себе бутылку красного вина, несется на дачу, запирается в мастерской и тщетно пытается смастерить нам новые столики, которые бы ничуть не уступали в изяществе их антикварным аналогам. Бедный папа!

Но если честно, все это мелочи, а на самом деле папин неукротимый энтузиазм, ведомый твердой маминой рукой, сослужил нам колоссальную службу, и не один раз! С нетерпением ждем их прибытия 12 апреля!